Как и все «настроенческое», возникло сразу, целиком, при не выясненных до конца обстоятельствах.

Колдун

Монстр жалобно перебирал доброй сотней непропорционально микроскопических суставчатых ног, кренясь, путаясь в них и беспомощно озираясь вокруг большими печальными фасетчатыми глазами. На макушке колыхались две пары крохотных крылышек. За ошалелым чудовищем размером с добротную многоэтажку невозмутимо наблюдали две пары глаз. Эти глаза повидали много подобных творений, и сейчас в них читался разве что еле тлеющий ленивый интерес. Нагревшаяся за день завалинка стоящей на самом краю села избушки настраивала владельцев этих глаз, закадычных друзей почтительного возраста, на философский лад.
- Стареет... - протянул один старик.
- Угу, - отозвался второй, вынимая трубку изо рта и пуская дым кольцами.
Отсюда, с пригорка, метания монстра в лучах заходящего солнца были видны как на ладони.
- Раньше лучше получалось, - заметил дед с трубкой и снова затянулся.
Они еще помолчали, наблюдая за серой пыхтящей горой на ножках.
- Стареет... - снова протянул первый наблюдатель.
Чудище кое-как выровняло тело и побрело к лесу.
- Назавтра сдохнет, - убежденно проговорил второй старик. - Даже суток не пройдет. Давеча вона неделю держался, а этот слишком дурной.
Первый, не отрывая взгляда от волосатой спины, распихивающей листву, медленно покивал. Кроме них двоих это зрелище никого не интересовало. У всех хватало своих дел, даже любопытная пацанва галдела где-то совсем в другой стороне от их наблюдательного поста. Здесь рядом, в лесу, жил колдун. Очень общительный и крайне доброжелательный, никогда не отказывавший жителям в помощи.
- Все. - Сказал первый дед, - ушел. Оба, прищурясь, повернули морщинистые лица вслед уходящему солнцу.
Но была у этого колдуна одна причуда. Впрочем, сильного вреда она никому не приносила, и с ней легко мирились. Любил этот колдун иногда по вечерам, как примет на грудь, из залетевших на свою беду к нему в землянку мух делать слонов. Хобби такое.